Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день состоялась встреча М. Родзянко с Великим князем Михаилом. Еще «25 февраля я по телефону в Гатчину дал знать великому князю Михаилу Александровичу о происходящем и о том, что ему сейчас же нужно приехать в столицу ввиду нарастающих событий.
27 февраля великий князь Михаил Александрович прибыл в Петроград, и мы имели с ним совещание в составе председателя Государственной Думы, его товарища Некрасова, секретаря Государственной Думы Дмитрюкова и члена Думы Савича. Великому князю было во всей подробности доложено положение дел в столице и было указано, что еще возможно спасти положение: он должен был явочным порядком принять на себя диктатуру над городом Петроградом, понудить личный состав правительства подать в отставку и потребовать по телеграфу, по прямому проводу, манифеста государя императора о даровании ответственного министерства»668.
По сути, это был еще один канал воздействия на императора Николая II, через его брата Михаила. А главным «коммуникатором» вновь выступил М. Родзянко, до конца не совсем понимавший, что же происходит вокруг.
А что же Государственная Дума? Она оставалась единственным легальным органом власти, доступным для революционеров. Именно поэтому они и решили с 27 февраля сделать Государственную Думу уже не только территориальным центром, но и своего рода «идейным штабом». Вот что представляла собой Государственная Дума в воспоминаниях очевидцев, в частности Шляпникова А.: «Таврический дворец с 27 февраля стал не только территориальным, но уже и идейным центром революции669.
…Первые два дня представители Комитета Государственной думы были монопольными ораторами для солдат… Солдаты приходили к Государственной думе как к центру революции…
Это были различные воинские части, в большинстве гвардейские части, приходившие во дворец со своими знаменами, с музыкой, стройными рядами, в ногу. Митинг открывался под команду «смирно», и который-нибудь из «старых солдат», преимущественно М. В. Родзянко, П. Н. Милюков, вкупе с А. И. Гучковым, В. Н. Львовым брал на себя выступления с приветствиями, пожеланиями, непременными предложениям поддержать комитет Государственной думы»670.
Свое объяснение превращения Государственной Думы в «штаб революции» давал и Н. Суханов: «Государственная Дума… место единственной свободной трибуны для скованной демократии превращалось в храм народной победы и в лабораторию русской революции»671; «…Ликвидация царизма не могла быть произведена без буржуазии и против буржуазии вообще»672.
Внешнее восприятие «всенародности» Государственной Думы складывалось и у военных. Генерал Деникин вспоминал: «Центром политической жизни страны стала Дума, которая… пользовалась широким признанием во всей стране и армии… Никто другой не мог стать во главе движения. Никто другой не мог получить такое доверие страны и такое быстрое и полное признание верховной властью, как власть, исходившая из недр Государственной думы. Это обстоятельство отлично было учтено Петроградским советом рабочих депутатов… Такое отношение тогда к Государственной думе породило иллюзию «всенародности» Временного правительства, ею созданного…
Поэтому… к Таврическом дворцу стали подходить войсковые части с командирами и офицерами, с музыкой и знаменами и по всем правилам старого ритуала приветствовали новую власть в лице председателя Государственной думы Родзянко»673.
А чем же был в реальности в те дни Совет рабочих депутатов? Н. Суханов высказывался крайне скептически по этому поводу: «Для руководства Исполкомом Совета Рабочих депутатов не имел ни сил, ни оснований отказать в допущении в Совет всякого рода делегатам, горевшим первым революционным жаром. Другие члены Исполнительного Комитета и сама наша мандатная комиссия поступали так же. И в результате через несколько дней число членов Совета достигло гомерической и абсурдной цифры, чуть ли не 2000 человек»674. Абсолютно понятно, что при такой численности Совет был просто не в состоянии принимать какие-либо деловые решения.
Фактически соглашался с ним в оценке деятельности Совета большевик А. Шляпников: «Первый пленум Петербургского Совета оставил в памяти весьма сумбурное впечатление. Праздник революции, победа народа, как говорили тогда, отвлекала его от задачи непосредственного руководства теми событиями, которые развертывались в стране. И деловая работа из Совета автоматически переносилась в Исполнительный Комитет»675.
Здесь же при оценке деятельности Совета А. Шляпников еще раз отмечает ситуацию с хлебом в Петрограде: «Докладчик от Продовольственной комиссии сообщает о благополучном положении дела с хлебными продуктами»676.
С утра этого же дня стало разыгрываться трагическое действие. В пять часов утра Николай II принял решение покинуть Ставку и направился в Царское Село, к семье, где были его дети. В Царское Село он так и не попал, конечной остановкой оказался город Псков, в общей сложности поезд императора был в дороге порядка 40 часов. 40 часов, по большому счету, без связи, в отрыве от рычагов управления страной, в том числе командования войсками, без надежной информации о ситуации. И это в то время, когда дорог каждый час.
В своем дневнике Николай II сделал запись: «28 февраля. Вторник. Ушли из Могилева в 5 часов утра.
1 марта. Среда. Ночью повернули с М (алой) Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь… Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось»677.
Как и следовало ожидать, долгое отсутствие государя вызвало у многих определенную панику. Тот же В. Пронин вспоминал: «Сведений о местонахождении Государя, несмотря на все принятые меры в этот день, не удалось добыть; было лишь известно, что Государь не прибывал в Царское.
Настроение в Ставке нервное и мрачное.
Интересы фронта как-то отошли на второй план; все мысли направлены к двум точкам — Петрограду и неизвестно где находившемуся императору.
Весьма сложный государственный механизм остался без руководства, без управления. Правительства нет и Государь неизвестно где…
Государственный корабль остался без кормчего; руль был фактически брошен, и за него схватились руки частью неопытных, но пытавшихся спасти положение, частью ничтожных, принесших в дальнейшем неисчислимые бедствия нашей Родине, людей»678.
Аналогично об этом же писал и генерал А. И. Деникин: «Два дня бесцельной поездки. Два дня без надлежащей связи, осведомленности о нараставших и изменявшихся ежеминутно событий…»679
Николай II, покидая Ставку, сам того не подозревая, угодил в ловко расставленную ловушку, подготовленную ему А. И. Гучковым. Это и было частью плана — захватить царский поезд в пути и добиться отречения.
В ночь на 1 марта поезд Николая II был блокирован на станции Малая Вишера, и поезд направляется в Псков, в штаб Северного Фронта. Казалось бы, прибыв в штаб, к войскам, еще могли спасти ситуацию, но увы. Каково же было удивление ближайшего окружения Николая II при первой же встрече с командованием фронта генералом Рузским. Прибыв в Псков, все надеялись на защиту и поддержку армии, в ответ же услышали крайне странные